- Вы всегда так или иначе преобразуете историческую реальность. Что для вас важнее - освоить эту реальность или предложить читателю ваши собственные идеи?
- Важнее всего атмосфера, в которую ты погружаешь своего читателя. Прочее второстепенно. Идей я читателю никогда не навязываю, наоборот, предлагаю в ассортименте - на выбор, для сравнения и обдумывания.
- Для вас важна работа с документальными историческими материалами?
- Очень важна. Я могу варить из исторических сухофактов любой компот, но при этом должен очень хорошо знать, как оно все там было на самом деле. Ну и потом, это просто интересно, самая увлекательная часть работы: читать мемуары, дневники, архивные документы.
- Фандорин - это чисто литературный, концептуальный образ или у него есть исторические прототипы?
- Фандорин - образ, прототипы которого обретаются не в истории, а в литературе.
- В ваших книгах есть яркие примеры воссоздания эпохи через язык и стиль речи персонажей. Как вы в принципе относитесь к стилизации и к современным опытам в этой области - например, к "Вольтерьянцам и вольтерьянкам" Аксенова?
- К стилизациям отношусь по принципу булгаковского персонажа: кароший люблю, плохой - нет. Роман Василия Аксенова не читал. У меня с прозой Аксенова особые отношения. Когда-то, много лет назад, тексты этого автора были для меня очень важны. Они многое мне дали, многому научили. Я не хочу читать новые книги Аксенова - не потому, что подозреваю их в некачественности, а потому, что они наверняка совсем другие. Мне не нужны «другие книги Аксенова». Я боюсь, что они повредят моим воспоминаниям о красивом фуражкине, затоваренной бочкотаре и поисках жанра.
- Представляете ли вы себе прозу, в которой язык был бы основным носителем исторической достоверности?
- Представляю, но не люблю. Для меня в прозе важнее всего сюжет и идеи. Если важнее всего язык, то это уже стихотворение в прозе.
- Цените ли вы дидактическую, познавательную составляющую в исторической литературе и фантастике? Продуктивна ли сегодня, на ваш взгляд, классическая жюль-верновская модель - l'amusement qui instruit?
- Ну да, что ж в этом плохого, если без занудства. Уж во всяком случае лучше, чем l'instruction qui amuse.
- Невымышленными персонажами "Кладбищенских историй" стали Уайльд, Салтычиха и Маркс. Почему именно они?
- Каждая из этих фигур показалась мне «ключиком» к данному кладбищу. Объяснять не буду. Кому интересно - пускай прочитает и сам подумает.
- В "Фантастике" фантастическое соединено с авантюрным и помещено в тщательно проработанный исторический контекст. Та же "схема" налицо в сорокинском "Пути Бро". Показался ли вам интересным этот роман?
- Да. Всегда интересно, когда талантливый человек не успокаивается на достигнутом, а ищет новые формы. Мне и Пелевина последняя книжка понравилась.
- Совмещение реального и вымышленного имеет большой сатирический потенциал. Привлекает ли вас сатира в чистом виде?
- Не особенно. То есть как потребителя - да, как производителя - нет. Не имею дара к этому виду литературной активности. Увы.
- Непринужденная интерпретация важнейших исторических событий через беллетристический вымысел часто дает пародийный эффект и вызывает ассоциации с анекдотом. Значимы ли для вас традиции пародии и анекдота, бывшего, к примеру, в XIX веке особым литературным жанром?
- Анекдот - не как хохма, а как короткий рассказ о примечательном лице или событии. Вы ведь это имеете в виду? Тогда куда ж нам, историческим беллетристам, без анекдотов. Ими питаемся, на них живем. Что же до пародий - не поклонник. Это не романный жанр, он не терпит пространности. Сбить с толку читателя какой-нибудь деталькой, намеренным анахронизмом или игрой в аллюзивную «угадайку» - другое дело.
- Насколько пристрастно вы оцениваете фактологическую проработанность, когда читаете других авторов?
- Зависит опять-таки от жанра. Если «Три мушкетера» - наплевать. Если есть претензия на достоверность, как у Суворова или Пикуля, то придирчиво.
Продолжение следует
Беллетрист, переводчик и эссеист Григорий Чхартишвили родился в 1956 году в Грузии. С 1958 года живет в Москве. Выпускник историко-филологического отделения Института стран Азии и Африки при МГУ. Бывший заместитель главного редактора журнала "Иностранная литература", главный редактор 20-томной "Антологии японской литературы". Автор эссе, критических статей и многочисленных переводов художественной прозы с японского и английского (Юкио Мисима, Кобо Абэ, Малкольм Брэдбери, Питер Устинов).
В 1998 году впервые выступил под псевдонимом Борис Акунин, выпустив роман "Азазель" - первую книгу суперпопулярной серии об Эрасте Фандорине, за которой последовали другие серийные проекты ("Провинциальный детектив", "Жанры"). Автор книги "Писатель и самоубийство" (1999), лауреат премии "Антибукер" 2000 года за роман "Коронация".
=================================================
Борис Акунин: В России невозможно заставить уважать свои права
Акунин Б.
На процессе 'ЮКОСа' присутствовали несколько писателей. Борис Акунин - псевдоним Григория Чхартишвили - один из них. Человек энциклопедических знаний, историк, филолог, прекрасно владеющий японским языком, автор романа 'Пелагия и белый бульдог', долгое время руководил журналом 'Иностранная литература' (заместитель главного редактора журнала - прим. пер.). Родился в 1956 году в Грузии, в настоящее время он живет в Москве.
Le Figaro - Нет ли в 'деле 'ЮКОСа'' политической подоплеки?
Борис Акунин. - Она очевидна. С одной стороны, власть хотела проучить олигархов, поставить их на место, чтобы они прекратили важничать. С другой стороны, удалось завладеть самым процветающим предприятием страны. Теперь оно в руках верных советников.
- Какие чувства вы испытываете к ключевому персонажу этого дела?
- По-моему, в этом деле два основных действующих лица. Ходорковский и Путин, поскольку всем ясно, кто в этом театре кукловод. Ходорковский вел себя исключительно достойно. Я такого просто не ожидал от 'самого богатого человека России'. Он ведь мог бы уехать заграницу, купить футбольный клуб или яйца Фаберже, как другие миллиардеры. Но он предпочел отстаивать свои принципы. И это вызывает уважение. Зато, как мне кажется, президент Путин совершил больше чем преступление, он совершил ошибку. Дурацкую ошибку. В такой стране как Россия невозможно выстроить 'вертикаль власти'. Нужны другие механизмы. Россия нуждается в реактивном двигателе, а не в дистанционном управлении. Если Владимир Путин будет упорствовать в своем заблуждении, ему скоро придется, как белорусскому президенту, самому заниматься каждой мелочью. Очевидно и то, что очень скоро у главы государства не останется цивилизованной оппозиции, а будут только противники. У меня нехорошее предчувствие. Боюсь, Путин плохо кончит. А было бы жаль. У него есть способности.
- Зачем вокруг суда надо было устраивать спектакль с беспрецедентным привлечением служб безопасности?
- Думаю, что просто перестарались помощники, стремясь угодить Кремлю.
- Молодые сторонники Ходорковского называют его 'героем нашего времени'. Не является ли это преувеличением, когда речь идет о человеке, за десять лет заработавшем состояние в 15 миллиардов долларов?
- Не знаю. Но в истории о симпатичном пареньке в очках, который сначала стал богат как Крез, а потом, ради защиты своих идей, оказался за решеткой, есть, безусловно, что-то эпическое. Ходорковский - 'политический заключенный' в полном смысле этого слова. Его арестовали, потому что совесть не позволяла ему наслаждаться своим богатством в нищей стране и заставила его броситься в бой.
- Как могут судьи в стране, которая входит в Совет Европы, участвовать в этой пародии на суд?
- В России нет независимых судов. Судьи - обычные чиновники, с низкой зарплатой, которыми можно манипулировать.
- Что реально выявит в России этот процесс?
- Начну с плохого. А именно с незащищенности от произвола руководителей. Невозможности заставить уважать свои права, даже тогда, когда ты в числе избранных. Недавно я заметил в интернете анкету. Людей спрашивали, считают ли они справедливым суд над Ходорковским. 40% опрошенных ответили 'да'. Всего 40%. И это в стране, где ненавидят богатых, где не любят евреев и где телевидение находится под контролем государства. Я был приятно удивлен. Но таковы наши традиции, наша история. У нас жалеют тех, кто попал в тюрьму.
- Почему России не удается, либо удается не полностью, ввести понятие права? А ведь Владимир Путин пообещал установить 'диктатуру закона'.
- Мне кажется, что Путин сам не верит в то, что Россия сможет вступить на демократический путь. Независимость суда, неподконтрольный государству парламент, единый закон для всех кажутся нашему президенту вредными измышлениями.
- Что Вы чувствуете теперь, когда над сценой Мещанского суда опустился занавес?
- Мне грустно. Все слишком предсказуемо. Нас ждет еще пять-десять лет политического маразма. Может быть, для страны это не такой уж долгий срок, но для человеческой жизни это много. Особенно, когда находишься за решеткой.
Борис Акунин, писатель
01.06.2005
============================================
Б. Акунин: «Я осуществил национальную мечту»
«Воруют ли у меня? Не слежу за этим, есть заботы поинтереснее: опробовать на беззащитном читателе еще какой-нибудь трюк», — говорит вездесущий «отец» сыщика Э. Фандорина писатель Григорий Чхартишвили. Он же — Борис Акунин.
Можно считать, что в этом году Акунин пережил второе рождение: когда о писателе стали уже было забывать, на экраны вышли сразу две громкие экранизации его романов — «Турецкий гамбит» и «Статский советник», состоялась премьера очередного спектакля по его произведению, а в продажу поступили аж четыре новые разножанровые книги этого автора.
— Кто-то из английских классиков сказал: «Есть три причины, по которым становятся писателем: вам нужны деньги, вы хотите сказать миру что-то важное и третье — вы не знаете, чем занять себя долгими зимними вечерами». Судя по вашей активности, вашей главной музой являются деньги?
— Вы, очевидно, имеете в виду мою главную цель? Во всяком начинании цель одна — осуществление некоего плана. Если угодно — мечты. Когда я затевал проект под названием «Б. Акунин», прежде всего постарался сформулировать для себя: а что за мечту, собственно, я хотел бы при помощи этого проекта осуществить? Стать богатым и знаменитым? Это, конечно, приятно, но для меня не главное. Сделать нечто такое, чего в России прежде не существовало, — например, создать «средний жанр», располагающийся между высокой и низкой литературой? Очень интересно, но опять не главное. Тогда что? Я думал-думал и вдруг сообразил. Я хочу всего этого (и не только этого) добиться, НИЧЕМ НЕ ПОЖЕРТВОВАВ — ни свободой, ни совестью, ни самоуважением — и плюс к тому НЕ РАБОТАЯ, А РАЗВЛЕКАЯСЬ. От такой формулы я сначала вздрогнул, потом стал думать дальше. И мне пришло в голову, что в этой на первый взгляд совершенно нереалистичной конструкции заключено нечто большее, чем мои креативные и прочие амбиции. По сути дела, это Русская Национальная Мечта.
Мы все знаем, что такое Американская Национальная Мечта: прийти в Большой Город с долларом в кармане, работать в поте лица и стать миллионером. Можем легко представить себе, как выглядит Немецкая Мечта (арбайт, киндер и вечером на скрипочке перед камином) и так далее. Но, по-моему, у нас никто никогда не задумывался, в чем состоит Русская Мечта. Не у мудрецов, а у обычных людей.
2,5 года мои книги никто не покупал
— И В ЧЕМ же она состоит? По-прежнему в скатерти-самобранке и блюдечке с голубой каемочкой?
— Не совсем. Я бы привел другой крылатый образ: невинность соблюсти и капитал приобрести (именно в такой последовательности). При этом без «пота лица», лежа на печи. И желательно, чтоб печь перемещалась сама собой. Вот почему у нас в стране так много писателей, сообразил я, сделав это важное этнографическое открытие. Ведь сочинитель — он не работает в обычном понимании этого слова, у станка не стоит, мешки не таскает. Он занимается любимым делом, то есть развлекается. С печи практически не встает. Мечтает себе, выдумывает всякую небывальщину, как герой «Белых ночей» Достоевского, и все ждет, не вынырнет ли навстречу волшебная щука, не спросит ли: «Чего тебе, Емелюшка, надобно?» Ответ для щуки у меня был заготовлен заранее: «Хочу делать единственное, что умею, — то есть писать тексты, причем про то, что мне самому интересно, и чтобы много народа мои книжки покупало, и чтобы им тоже было интересно». Залог успеха — правильная формулировка задачи.
— Ну и выбор правильного спонсора, наверное. Кстати, а как вас раскручивали?
— Раскрутки у меня никакой не было. Совсем. Я мог бы воспользоваться знакомствами, ведь к тому времени давно уже существовал в литературном сообществе и у меня со многими были хорошие отношения. Но я же партизанил, скрывался под псевдонимом. Никто не знал, что Б. Акунин — это я. Посему я сам себя лишил всяких подпорок. И прошел по всем буеракам, которые поджидают начинающего автора. Так что эксперимент по вылавливанию Русской Мечты был чистый, без тепличных условий. Проект сначала завернули в паре издательств, потому что в 1997 году книжку про приключения коллежского регистратора никто у нас печатать не хотел, издателям хватало «оперов» и киллеров. Потом за дело взялся начинающий издатель Игорь Захаров, но у него рекламный бюджет был равен нулю. Единственное, что он сделал для раскрутки, — составил список всех рецензентов и редакторов и разослал им по экземпляру «Азазеля». По-моему, набралось примерно сто адресатов. Как выяснилось впоследствии, только шестеро — да, кажется, шестеро — с ходу не выкинули неприметную книжонку в корзину. Увы, мне не суждено было проснуться знаменитым. Продажи долго были мизерными, мы с Захаровым чуть не разругались. Прошло два с половиной года, прежде чем о фандоринских детективах стали говорить, начали их покупать.
Я знаю, что сегодня моя газообразная активность многих раздражает. Но ведь никто не заставляет их все это читать или смотреть, правда?
Водкой к мечте не приблизишься
— НЕДАВНО лично наблюдал, как в книжном магазине в первом часу ночи два нетрезвых мужичка копались в ваших книгах, ворча: «Что же они такие дорогие, собаки?!» Правильно ли я понимаю, что водка и книги в нашей стране — это способ приблизиться к Мечте, пусть ненадолго? Оттого и литература у нас всегда была интереснее, чем жизнь, и пьянка как альтернатива реальности.
— Водкой к Русской Мечте не приблизишься, потому что алкоголь отбивает фантазию и творческие способности. Жизнь же в последние лет пятнадцать у нас стала интереснее и непредсказуемее литературы — оттого и резко снизилось число читающих. А что касается цен на мои книги, то они и в самом деле дороже, чем мне хотелось бы. Сумма моего гонорара здесь ни при чем — в России я авансов за книги никогда не беру, лишь процентные отчисления с тиража. Какой будет цена книги, определяют издатели, а не авторы. К моему мнению они прислушиваются, но в определенных пределах. Ведь в вопросе об оптовых, розничных ценах и т. п. они профессионалы, а я дилетант. То, что романы моей новой серии «Жанры» в магазинах стоят вдвое дороже изданий аналогичного полиграфического уровня, плохо отражается на тиражах, и это не может меня радовать. «Детская книга», «Шпионский роман» и «Фантастика» продали каждую по двести тысяч с хвостиком, а это не шибко много. Жалко терять читателей. Правда, мне обещали, что скоро появятся допечатки по «нормальной» цене, то есть книжки будут стоить в магазинах не 250 или 280, а вдвое дешевле. Ну а со временем появятся и «покеты» (издания карманного формата).
— Пару месяцев назад провинциальная писательница подала на вас в суд, обвинив в плагиате, — мол, идею книги «Кладбищенские истории» вы украли у нее. Расскажите, у кого воруете вы и ворует ли уже кто-нибудь у вас?
— Я ни у кого ничего не ворую. Как-то незачем — дай бог осуществить то, что уже придумано и ждет своего часа. Иск упомянутой вами писательницы сам собой рассосался. Очевидно, истица получила то, на что рассчитывала, — нужную порцию пиара, и этим удовлетворилась. У нее не было никаких шансов выиграть, лишь нарваться на встречный иск, если дело дошло бы до суда. Воруют ли у меня? Не знаю, не слежу за этим. Есть заботы поинтереснее: придумать что-нибудь новое, опробовать на беззащитном читателе еще какой-нибудь трюк. Погоня за Национальной Мечтой — занятие всепоглощающее и не оставляет времени на ерунду.
==========================================
Борис Акунин :Фандорин появится еще в четырех книгах
- После "Алмазной колесницы" вы говорили, что про Эраста Фандорина больше ничего писать не будете...
- Я иногда с таким удивлением читаю в прессе о том, что я якобы "говорил"! Ничего подобного, фандоринский цикл по плану должен состоять из шестнадцати книжек, и я намерен довести его до конца. Будет еще два романа и два сборника.
- В "Алмазной колеснице" Эраст Петрович был уже вашим ровесником. Значит, скоро он вас "перерастет"...
- Книжка, которая, я надеюсь, выйдет до конца этого года, будет называться "Приключения Эраста Фандорина в ХIХ веке". Это сборник повестей и рассказов, которыми я хочу попрощаться с ХIХ веком, чтобы потом уже целиком погрузиться в век ХХ - действие книги охватит двадцать лет и закроет пробелы в биографии героя.
- А вот Пелагию вы совсем оставили после трех романов?
- Да, цикл про нее с самого начала был задуман как триколор: белый бульдог, черный монах, красный петух...
- Вы окончательно завязали с женщинами как героинями?
- Как с героинями, конечно, нет. А как с повествователями - да. Очень неуютное для меня оказалось ощущение - представлять себя писательницей-женщиной, меня все время от этого топорщило. Во мне очень мало, скажем так, женского. Это было интересно сначала, а потом стало как-то не по себе - будто чувствуешь себя беременным или что-то в этом роде.
- А вообще сыщицы имеют такое же право на существование, как и сыщики?
- По-моему, женщины вообще имеют гораздо больше прав на существование, чем мужчины! Я попытался на примере Пелагии показать, что у женщины-детектива есть арсенал, которым не располагает мужчина. Она, конечно, не бегает с пистолетом, не дерется руками и ногами, но она в большей степени доверяет своей интуиции, лучше разбирается в людях, не боится показаться глупой или смешной - то, на чем мужчина постоянно прокалывается и спотыкается.
- А к женщинам-писателям вы как относитесь? Сегодня получается, что Акунин - едва ли не единственный мужчина, который способен конкурировать с женщинами-детективщицами...
- Это не так - все-таки самый продаваемый автор сегодня Дэн Браун, и вообще среди авторов детективного жанра в мире первая пятерка будет, наверное, сплошь мужская.
- Но у нас-то иначе. Акунин по тиражам в одной компании с Марининой, Донцовой и т. д., а прочие мужчины - позади с большим отрывом...
- Если это так, то, думаю, это определяется особенностью нынешнего этапа развития российского общества. У нас сейчас в моде этакая триада: мачистский патриотизм, уголовно-приблатненная романтика и гламур. Первые два компонента больше бьют по мужчинам, третий - по женщинам. Поэтому мужская детективная проза часто получается агрессивной, грубой, картонной. Женский детектив мягче, тоньше, психологичней. Ну и не будем забывать о том, что большинство читательской аудитории составляют женщины.
"Со мной случались загадочные истории"
- В цикле "Жанры" какие еще жанры у вас впереди?
- Я освоил пока всего три, а их нескончаемое множество. Меня, например, очень занимает семейная сага. Фэнтези. Военный роман.
- А кто из ваших героев больше всего похож на вас самого?
- Не знаю... Белый бульдог, наверное.
- В вашей жизни случались детективные истории?
- Криминальных, по счастью, не случалось, а вот загадочные были.
- Расскажете?
- Ну вот из совсем недавнего. Когда я писал роман "Ф. М.", мне понадобилось найти место, чтобы спрятать перстень Порфирия Петровича. Это старинное кольцо с большущим бриллиантом достанется тому из читателей, кто сумеет первым расшифровать зарифмованную шараду, приведенную в романе. Точку отсчета я знал заранее, направление движения тоже. Не знал только, куда этот маршрут меня выведет. С одной стороны, код - это шутка, способ поиграть с читателем, подурачить его. С другой стороны, место должно быть вполне правдоподобным - ведь перстень действительно существует и достанется самому проницательному читателю. В центре Москвы найти укромный уголок, где можно зарыть клад, очень непросто. Но все сложилось как по заказу: стишок привел меня в зеленый сквер, идеально подходящий для моей задачи. Поднимаю глаза - напротив Уголок Дурова. Вот к какому уголку привело меня мое дурашливое четверостишие.
- Вышло так, что ваша "Пелагия и Красный петух" в какой-то степени предвосхитила "Код да Винчи"...
- Нет, это как раз в новом романе, "Ф. М.", я поразвлекся, передразнивая Дэна Брауна, там это видно невооруженным глазом. Я вообще хотел сначала написать роман, который назывался бы "Код картины "Утро в сосновом бору", чтобы все изучали мишек и разглядывали пеньки, но потом решил, что в "Преступление и наказание" играть интересней.
- А как вы относитесь к фанатской волне вокруг детективов этого поджанра?
- Да бога ради, все, что стимулирует чтение, идет на пользу дела. Очень много молодых людей по всему миру не считают необходимым читать художественную литературу. А вся эта "дэнбрауномания" способствует еще и просвещению, потому что люди начинают интересоваться Возрождением, тамплиерами, Граалем, Леонардо... Ну отлично!
"Хочу, чтобы в Голливуде сняли "Азазеля"
- Не так давно была неприятная история с поддельным Акуниным, романом "Рокировка", который продавался на Украине под вашим именем. Вы в итоге его прочитали?
- Нет. Мне жена зачитывала цитаты, и я понял, что не выдержу, не смогу это читать.
- А чем все это закончилось?
- А ничем. Эта тайна века осталась нераскрытой, потому что потребовала от украинских правоохранительных органов совершенно немыслимых усилий: надо было пойти в магазин и спросить, откуда пришел тираж. От Украины ничего в этом смысле добиться нельзя. Там ситуация с пиратством абсолютно такая же, какая была у нас 10 лет назад. Видимо, со временем это все придет в норму.
- Вас эта история задела?
- Да, мне было противно. Я сначала где-то прочитал, что на Украине выпустили роман Дэна Брауна, который Дэн Браун не писал, и очень развеселился: вот, мол, какие украинцы предприимчивые. А потом, когда это произошло со мной, я подумал: "Какая гадость, как только людям не стыдно!"
- Актуален ли еще голливудский проект - будут ли американцы снимать "Азазеля"? И как вам российские экранизации ваших романов?
- Кино - стихия загадочная. Ничего предсказывать не берусь. Контракт с Полом Верхувеном вступил в силу. Превратится он в фильм или нет, не знаю. Но, конечно, хотел бы. А российские экранизации - ну спасибо им. Смотреть их мне было интересно. Особенно потому, что это совершенно иной взгляд на сюжеты и героев, которых я знаю с другой, литературной, стороны. Мысленно, у себя в голове я, конечно, снимал эти фильмы иначе. У меня скоро выйдет сборник сценариев. Те, кому это интересно, смогут понять, как я сам представлял себе каждый из трех фильмов. Что-то у меня там было лучше, чем получилось в кино, что-то хуже.
- Недавно я набрела на личный сайт Фандорина, www.fandorin.ru, где разбирается его и ваша биография, а пользователи в зависимости от активности получают звания вплоть до "акунистища". Вы интересуетесь тем, что говорят о вас поклонники? Не возникало желания выступить перед народом, поспорить с чем-нибудь или что-то разъяснить?
- Очень интересуюсь. Сайт, о котором вы говорите, хорошо знаю и люблю. Часто туда заглядываю, хоть сам и не участвую. Для меня подглядывание в Интернет чуть ли не единственная возможность понять, как относятся к моим книжкам читатели. Очно я с ними почти никогда не встречаюсь - по-моему, это не на пользу чтению. Ну и разъяснять, конечно, тоже вряд ли имеет смысл. Чтение - процесс интерактивный. Всякий читающий пропускает текст через себя и переосмысливает по-своему. Зачем же я стану ограничивать набор возможных интерпретаций?
- Благодаря "фандориане" XIX век в России стал восприниматься как интересное время, где было место и приключениям, и даже благородным чиновникам. Это сознательный патриотический ход или "случайно получилось"? Вас, грузина по рождению и япониста по образованию, можно назвать русским патриотом?
- Только очень тихим голосом, пожалуйста. Терпеть не могу, когда о патриотизме и любви к Родине орут во все горло. Как и всякую любовь, ее нужно доказывать не болтовней, а делом.
- На презентацию романа "Ф. М." приходил Гребенщиков - это давняя дружба или вы познакомились только из-за его песни "Достоевский"?
- Нет, с Борей мы дружим. Это тот редкий случай, когда творческая и личная составляющая в человеке тождественны.
- Как вы будете отмечать юбилей?
- Попросту. Выпью в узком кругу друзей.
Получи перстень с бриллиантом в 4 карата!
Главный герой новой книги Бориса Акунина "Ф. М." - Николас Фандорин, наш современник, знакомый читателям по романам "Алтын Толобас" и "Внеклассное чтение". На этот раз потомок Эраста Петровича разыскивает неизвестную рукопись Достоевского - предтечу "Преступления и наказания", где в центре повествования не Раскольников, а следователь Порфирий Петрович. В комплекте с рукописью идет "Перстень Порфирия Петровича" (сокращенно "П. П. П.") - старинный, золотой, с бриллиантом в 3,95 карата, он якобы был подарен Достоевскому студентами-правоведами.
Рукопись герой отыскал. А вот на перстень его уже не хватило. Так что завершить работу Николаса и получить в награду "П. П. П." Акунин предлагает читателям. Правда, издательство "Олма-пресс" честно призналось, что призовое кольцо сделано через четверть века после смерти Достоевского, но тем не менее оно антикварное и очень дорогое.
Итак, перстень достанется тому, кто поймет, что имеется в виду в четверостишии:
Пять камешков налево полетели.
Четыре - вниз и не достигли цели.
Багрянец камня светит на восход.
Осиротев, он к цели приведет.
Анна Орлова
25.05.2006
http://www.peoples.ru/art/literature/prose/detectiv/akunin/interview6.html
==============================================
Борис Акунин: «Моя частная жизнь – не товар»
Фото: www.arba.ru
На онлайн-конференции Борис Акунин ответил на вопросы наших читателей
Автор:
Марина Маркелова
Опубликовано:
12 ноября 08 (14:12)
Увеличить шрифт
Другие фото к статье
Редакция AIF.RU побывала в гостях у известного писателя
На онлайн-конференции Борис Акунин ответил на вопросы наших читателей.
- Чем вы занимаетесь в свободное время, и много ли у вас его вообще?
- Времени много, потому что я за работой сижу очень недолго. Моя работа странная, к ней нельзя относиться как к работе. Если начнешь так ее воспринимать, все, это рутина и скука. Поэтому я сажусь писать с утра на свежую голову, сижу в зависимости от состояния и настроения, пока это не начинает меня утомлять. Тогда я останавливаюсь. Главный секрет в том, чтобы относиться к писательству как к чему-то радостному, доставляющему удовольствие. Поэтому большая часть дня у меня сводная. Но моя батарейка от этой работы очень быстро садится, поэтому остальную часть дня я восстанавливаюсь.
- При создании своих произведений принимаете ли вы во внимание замечания и пожелания поклонников, высказывающихся на различных форумах. Могут ли они вносить коррективы в ваши первоначальные планы?
- Относительно замыслов – нет, то, что я придумал, я придумал, никого не слушая. Что касается ошибок, которые замечают люди, я за это благодарен, стараюсь исправлять, если ошибки не носят намеренного характера.
- Бывает ли у вас чувство зависти после прочтения чужих книг?
- Не бывает, я не читаю чужих книг. Я взял себе это за правило с тех пор, как начал писать. Это мешает, сбивает. Когда читаешь классику (я перечитываю ее довольно часто, это бывает нужно для работы), такого чувства нет, себя с классиками не соотносишь. Мое чтение – не художественная литература. Если я сую нос в новое произведение, просто чтобы попробовать его на вкус, как вино пробуют. И откладываю, дальше не читаю.
- У вас есть любимые и нелюбимые книжки из вами написанных?
- Конечно, у меня есть книжки, которые нравятся мне больше и меньше. В некоторые я никогда не заглядываю. Всегда есть замысел, для тебя самого вначале он прекрасен, но его осуществление всегда уступает. В лучших случаях я выполняю замысел на 70-80%. Назову книжки, которые я не люблю, считаю их неудачными (обычно я не делаю этого, но сейчас назову): «Фантастика», «Любовница смерти», «Повесть декоратора».
- Будут ли новые киноверсии приключений Фандорина? И кто из актеров (западных или российских) более подходит на роль Эраста Петровича по вашему мнению?
- Фандорин у меня в разном возрасте, всеми тремя Фандориными я доволен. Я знаю, что полностью снят фильм по книге «Пелагея и белый бульдог», режиссер – Юрий Мороз. Сейчас идет постпродакшн. Когда собираются выпустить, я точно не знаю. В данном случае я впервые в этом совсем не участвую. Сценарий писал не я, я его просто вносил коррективы, вот и все.
- Почему у вас враги России такими симпатичными выходят?
- Не только России. Вообще врагов и злодеев стараюсь делать интересными. Когда делаешь врага противным и слабым, ты играешь в поддавки с самим собой. Настоящий враг, опасный – он привлекательный. Как Сатана. Точно так же и враг должен быть таким, чтобы было сомнение – а прав ли ты?
- Почему ваши книги стоят так дорого? Не пробовали вы как-то на это повлиять?
- То, что я могу делать, я делаю. Я заинтересован в том, чтобы мои книги были дешевле. Но здесь автор в цепочке между книгой и прилавком не самая важная фигура. «Квест» в московских магазинах книга дорогая, я скандалил с издателем, и цену немного уменьшили.
- Многим читателям ваша «вторая литературная пятилетка» понравилась значительно меньше, чем первая. А какая из двух «пятилеток» принесла большее удовлетворение вам?
- Я больше доволен первой, все было свежее и легкое, сейчас все дается труднее. Читатели часто ворчат, что я замучил их экспериментами. Не вижу смысла писать то же, что писал раньше. Новая книжка имеет смысл, если там есть новые задачи и новые трудности. Это ведет меня по пути экспериментаторства. В этом смысле вторая пятилетка далась труднее, а третья, видимо, будет еще труднее. Но я в этом смысле легкой жизни не ищу. Я сейчас делаю роман еще более игровой и легкомысленный из серии «Приключения магистра» про внука Фандорина. Он отправляется на остров сокровищ искать огромный клад. Как обычно, действие происходит в двух эпохах – сейчас и тогда. Поэтому я полностью во фрегатах, корветах, пушках, всевозможных парусах, такелажах. Я провалился я в детство. Это даже приятно.
- Почему о вас так редко слышно в СМИ? Хотели бы Вы работать на радио или ТВ?
- Нет, совсем не хотел бы. Я бы с удовольствием там вообще никогда не появлялся. Мое лицо и частная жизнь – не товар. Мой товар – то, что я пишу. Для того, чтобы он продавался, мне надо себя демонстрировать, меня это напрягает, но я работаю в жанре массовой литературы, и было бы нечестно спрятаться и никогда не показываться, как это делает Пелевин.
- Не тяготит ли вас, что после интервью с Ходорковским многие стали Вас воспринимать не только как писателя-беллетриста, но и как «общественного деятеля»?
- Мне это очень не нравится, я хочу быть беллетристом, писателем. Надеюсь, что это временно, произошло в силу стечения обстоятельств. Началось с того, что я побеседовал с Михаилом Ходорковским – интересным мне человеком. Это обычная для писателя вещь. Закончилось тем, что человека за 12 страниц интервью посадили на 12 дней в карцер. Я воспринял это как оскорбление в свой адрес. Еще произошла история с Бахминой. Эта история является глупостью со стороны государства. Находиться в стороне, когда это происходит, мне кажется безнравственным. Тем более что у нас сейчас в стране происходит вроде бы формирование гражданского общества, без него не будет ничего. Но я тешу себя иллюзией, что я напишу какое-то еще письмо и смогу вернуться к своим занят